Земля мёртвых душ - Страница 41

— Гадючник, — без особой охоты ответил Дойлен.

— Что, что?

— Высшая магическая школа, — уточнил дорогой сосед. — Для сливок общества.

Когда я слышу это словосочетание, всё время хочется уточнить, что, если речь идёт о людях, то наверху обычно плавает… в общем, не сливки.

— Ну, тогда понятно, почему маги такие…стукнутые, — я подпустила побольше ядовитой иронии. — И давно тут стоит это уродство?

— Лет пятьсот, — последовал ответ. — Старое здание после землетрясения дало трещину, и князь велел построить новое. Построили…

Да уж. Архитектура эпохи упадка нигде не внушает положительных эмоций. Особенно когда шиза выдаётся за продвинутость, и особенно на фоне настоящих шедевров старины. Ведь эта… это… даже слова не подберу, чтобы адекватно охарактеризовать сие явление, смотрелось как, прошу прощения, мазок сомнительной коричневой субстанции на полотне Леонардо да Винчи. Боюсь даже представлять, какой дизайн там внутри. Впрочем, достаточно присмотреться к выпускникам сего учебного заведения. Раз уж даже собратья по Дару называют высшую магическую школу Гадючником, то наверняка форма соответствует содержанию.

Настроение испортилось. Такова уж моя натура, что требует непременно прекрасного и протестует против уродства. Немного порадовали особняки придворных, окружавшие центральную площадь, скрытую за могучими многовековыми дубами. Судя по архитектуре, строились они примерно в то же время, что и княжеский дворец на горе, и без магии наверняка не простояли бы такой солидный срок: судя по летописям, этой столице было не меньше пяти тысяч лет. Где жили князья до того и куда подевались упоминания о прежних столицах, не ведаю. А вот дальше, в районе, населённом военным сословием, начиналась архитектура более традиционного средиземноморского типа. Те же белые стены и окна с лёгкими ажурными ставенками, двускатные крыши, да печные трубы торчат. Влияние более холодного климата, ничего не поделаешь. Домики ухоженные, улицы чистые, обрамлённые старыми дубами. В отличие от престижного района и центрального парка, окружавшего площадь, дубы здесь были самые обыкновенные, сбрасывавшие листву на зиму. Священные деревья меняют своё зелёное убранство раз в несколько лет, и то только перед особо холодными зимами, а эти уже стояли, развесив над улицами колоссальный сетчатый полог своих ветвей.

Здесь было уютно.

Засмотревшись, я пропустила момент, когда Дойлен указал Лису на один из домиков, возле которого на клумбах ещё доцветали поздние розы. Те самые, которые вянут только под снегом. Домик отличался от своих собратьев тёмно-красной двускатной крышей и коньком с фантастической птичьей головой, искусно вырезанной из…да, это наверняка лиственница. Очень стойкое дерево, способное веками противостоять любой непогоде. По деревянным створкам ворот вился искусно выкованный плющ. Из чего он там был выкован, не знаю, но выглядел так, словно это была красная медь. Массивные петли были вычищены и, на первый взгляд, хорошо смазаны, вымостка улицы подходила прямо к ним, и не было никаких оснований думать, будто она заканчивалась сразу на границе тротуара и двора. И вообще, дом выглядел на редкость ухоженным: стены чистят каждый год, черепичный водосток не зарос мхом, а флюгер на крыше щеголяет свежей краской.

На требовательный стук в створке приоткрылось окошко.

— Кто там? — сурово поинтересовались с той стороны.

— Свои, Ябир, свои. Открывай, — отозвался мой дорогой друг.

— А, господин Дойлен! — ему явственно обрадовались. — Сейчас открою. Господин и госпожа аккурат дома… Как прознали, что сегодня Врата открывают, так и велели ждать!

Слуга, крепкий, как те дубы, дядька средних лет в рабском ошейнике, деловито растолкал в стороны тяжёлые створки и поклонился, когда Лис уверенно направил фургон во двор, вымощенный посеревшим от времени камнем. Мы с мальчишками, высунувшись из-под кожаного полога, вовсю разглядывали гостеприимный дом. Красивый. Из белого камня с лёгким налётом вековой патины. Скульптур или росписи не наблюдалось, зато двор был обсажен декоративной зеленью и представлял собой почти что микро-парк. Молодая служанка подметала дорожки между кустов. Двое слуг приняли наших лошадей, а Дойлен, спрыгнув с бортика, помог мне ступить на грешную землю.

— Врата утром открыли, а сейчас уже почти полдень, — со стороны крыльца донёсся звучный мужской голос. Знакомый голос, но почему-то без знакомых интонаций. Я оглянулась…

Чёрт возьми, увиденное заставило меня вздрогнуть: на миг показалось, будто Дойлен вдруг каким-то чудом раздвоился. Конечно, в следующий миг я поняла, что ошибалась. Черты лица те же, только немного грубее, я бы сказала, монументальнее. И седина на висках. А так — родные братья. Впрочем, они наверняка братья, такое сходство почти никогда не бывает случайным.

— Долго же ты тянулся сюда, братец, — мужчина на крыльце улыбнулся — и улыбка у него тоже фамильная, кстати.

— Я тоже рад тебя видеть, Ферн, — засмеялся Дойлен.

При виде обнимающихся братьев моё воображение на миг нарисовало двух медведей. Но, в отличие от хозяев леса, эти двое действительно были друг другу рады.

— Как добрался? — поинтересовался хозяин дома.

— С приключениями, — ответил Дойлен. — Потом расскажу, а сейчас пожрать бы.

— Лесна уже стол накрыла… Не представишь меня даме?

— С удовольствием… Дорогая, познакомься с моим братом, — Дойлен галантно подал мне руку, а я, невзирая на потрёпанный дорожный костюм, мило улыбнулась и почтительно склонила голову. — Сотник дворцовой стражи Фернет, сын Акера. А ты, братец, изволь любить и жаловать владетельную ведьму Стану из Масента, мою невесту.