Я потянула Дойлена за рукав.
— Ты уверен, что Надин будет играть за нас? — спросила я. — Она же магичка. И ты её совсем не знаешь.
— Зато я немного знаю Лапура, — ответил Дойлен, снова хищно оскалившись. — Будь это возможно, на него доносил бы собственный ночной горшок.
— Почему же тогда Надин…
— А это, милая, её печаль, — сказал — как отрезал. — Считала, что он будет вертеть своим жёлудем-амулетом, а она будет вертеть им? Пусть расхлёбывает.
— Ты ведь точно так же рассчитывал вертеть мной. Или нет? — возмутилась я.
— Милая, семейные ссоры оставь для нашей комнаты, — или мне показалось, или Дойлен слегка смутился. — Но если хочешь знать правду, то — да, рассчитывал. Да, я беспринципная тварь, подлец и негодяй, согласен. Вот только я попался не хуже госпожи Надин. Если она наказана ненавистью, то я… привязался к тебе гораздо сильнее, чем следовало.
Выкрутился, дорогой. И — одним махом погасил вспыхнувший было гнев. Разве можно гневаться на человека, в глазах которого, когда он смотрит на тебя, вспыхивает радость?
А ночью мне приснился ужас. Мой персональный ужас, если так можно выразиться.
Дорога под уклон. Практически идеальный асфальт, ни ямки, ни лужицы. Я набираю скорость, наслаждаясь шумом ветра в ушах. И вдруг в зеркальце, прикреплённом к шлему, вижу то, чего ни одному велосипедисту лучше никогда не видеть.
"Пьяный" КАМАЗ, несущийся по дороге и виляющий от бортика до бортика.
Честное слово, тогда я поставила свой скоростной рекорд, семьдесят с хвостиком. Но как я это сделала — не помню. И как умудрилась не упасть — тоже. Просто когда осознала, что КАМАЗ больше не маячит в зеркальце заднего обзора, и остановилась за поворотом на второстепенной дороге, уже на подъёме, грузовик вертел колёсами в кювете, а на моём велосипеде потом пришлось менять покрышки, половину спиц, заднюю "звёздочку"-восьмерик и цепь. Но ощущение смертельного ужаса запомнилось на всю жизнь. И сейчас всплыло, словно "пяточное чувство" желало предупредить о надвигающейся беде.
От КАМАЗа ещё можно спастись. Но когда ты вступаешь в активную фазу сражения с отлаженной тысячелетиями системой, "пьяный" грузовик кажется не более, чем страшным сном.
Дойлен уже повернулся на бок и громогласный храп перешёл в терпимое похрапывание. Бедняга. Не думала, что полная неприятных приключений дорога так нас сблизит. Но он знал, на что шёл, когда позволил себе…некие чувства. Знает, что говорит, когда уверяет, что мне лучше находиться в своём мире. На мазохиста он точно не похож, значит, всё действительно серьёзно, и он рассчитывает на успех заговора… Бороться с древней системой, до сих пор не дававшей сбоев, трудно. Трудно, но возможно. Ибо пятнадцатилетний опыт работы в IT-секторе подсказывал мне, что не бывает систем без уязвимостей.
Я ни разу не хакер, но сейчас придётся их поискать. Вопрос жизни и смерти, как-никак.
Если любишь, то стойко разлуку терпи,
В ожиданьи лекарства страдай и не спи!
Пусть сжимается сердце, как роза в бутоне,
Жертвуй жизнью. И кровью тропу окропи!
Омар Хайям. Рубаи.
1
— Всё, как ты и предполагал, — на её неестественно алых губах — лёгкая разочарованная улыбка. — Всё, как и раньше. Люди во всех мирах одинаковы.
— Опять заговоры? — спросил он.
— Артефакт отмечает резкий всплеск использования маскирующих заклинаний и заклинаний защиты от подслушивания.
— Тебя это удивляет?
— Меня иное удивляет, любимый: они до сих пор не поняли, что это бесполезно.
— Надежда — странная штука. Иной раз она способна творить настоящие чудеса. Но ты права, любовь моя. Сейчас им не поможет ничто. И никто. Ни один не сможет противостоять нашей воле. А сейчас прости. Я должен проверить, насколько успешно наши дружинники осваивают иномировое оружие, что привёз туримитский маг. Нам предстоит начинать всё сначала, а для этого потребуется сила.
2
Надин была права. Лишь первое посещение зеркального павильона произвело на меня такое гнетущее впечатление. Вторая прогулка туда же далась несколько легче. Картин я старалась не разглядывать, а зеркала — они и в Африке зеркала. Магию здесь вложили только в деревянные рамы, чтобы отпугивать жучков-древоточцев. Вот сама Надин выглядела, мягко говоря, неважно. Всё время отводила взгляд и вздыхала, а если смотрела, то с выражением ни за что ни про что побитой комнатной собачки.
— Вы простите его за… ту сцену, — магичка закусила губку, снова отводя взгляд в сторону. — Он вообще не злой человек, просто развращённый. Так привык к всеобщему вниманию, что весь женский пол почитает легко доступным. Каюсь, в этом есть доля моей вины. Я слишком многое ему позволяла до ритуала, а сейчас и вовсе…
Похоже, она сама не знает, что на самом деле испытывает к своему магу — любит или ненавидит. Скорее, и то, и другое, хотя бывают случаи и покруче.
— Вы жалеете о том, что связали с ним жизнь? — спросила я, выбрав формулировку понейтральнее.
— Как вам сказать… — вздохнула магичка, кутаясь в меховую накидку. — Возможно, я повела себя, как наивная гимназистка. Возможно, я действительно жалею. Но право же, цель того стоит.
Чего — "того"? Унижений? Когда я связалась с Дойленом, то поначалу считала это унижением. Но, чёрт подери, он ни разу не оскорбил меня. Напротив, всё время старался подчеркнуть, что я ему дорога не только как инструмент для достижения цели. А ты, Надин? Ты же лучше всех знала, с кем имеешь дело. Неужели действительно вздумала поиграть в романтику с магом?